curlyland: Вьетнам. Часть III. Халонг

о берегах, которые позади

Мысли о Камбодже окончательно унесло из моей головы течением Меконга. И если бы они не сделали этого сами, к ним стоило бы привязать камень прошлого. Не скажу, что открытия Вьетнама нашли на карте моего мозга точку G, но явно проложили туда новые пути по уверенному спокойствию великой реки. А как говорит опытная вьетнамская пословица "Без длинных дорог - кто знает, хорош ли конь".

Халонг похож на мозг женщины - три тысячи островов, как мысли, внезапно выплывали из тумана. Где ловкая обезьяна замерла в ожидании солнечных очков, а чьи пещеры скрывают наскальные сердца - без мужских подсказок не разобраться. И в отличии от жизни, в Халонге в них нет недостатка - резвые капитаны непрерывно забирают туристов навстречу свежезаявленному чуду света.

В подтверждение моих слов об особенностях вьетнамского языка (см. мелкий шрифт части II) наш гид сразу назвался Hero. И вот не зря русское звучание оспаривает английское достоинство этого имени)

Если есть возможность не платить за single, я не плачУ - должно же хоть одиночество в этом мире доставаться бесплатно? Да и опыт не раз показывал, что небо посылает мне таких попутчиц, словно я даю ему взятки. Туристка из Израиля, видимо, генетически помнит, какие проценты небо берет за свои авансы, потому заранее честно оплатила неприкосновенность своей каюты. Что не помешало Hero подселить к ней немку под предлогом "кают не хватает". Израиль, перетягивающий на себя ночью одеяло с Германии - однозначно лучшая аллегория Вьетнама. Но моя рожденная в СССР совесть взывала к справедливости и честно объявила, что "дастишфантастиш" этой ночью прописан мне. Hero взял мои ключи, долго щурил на них глаза, будто Гитлер прописал там, почему евреям не положена отдельная каюта, и уверенно огласил - "NO!". А через пару часов отвел меня в сторону со словами: "Нуууууу..... вот ты же не заказывала single, а тем не менее у тебя лучшая каюта и всетакое. Платить за нее не надо, конечно, ноуноуноу". Это, друзья мои, тот неловкий момент, когда "WTF?!" - это и вопрос, и ответ одновременно. От таких честных, как беспроцентный кредит, фраз хочется бежать по воде прямо замуж готовить борщи и ездить августом в Алупку. Только вот прибежать в бухте Халонг можно лишь лодочницей в плавающие деревни. Спасибо блондинкам - если бы не их международный язык хлопающих ресниц, я бы еще в горном отеле Шри-Ланки сложила голову под напором восточных тонкостей. А так - складываешь глаза в намастэ, слова в неразборчивое "я не понимать даже свой язык", и поперечно ключ в замке. Этот "триединый бог" успешно спас меня от взрывов "вьетнамской войны", или же я их беспечно проспала, пока наша международная палуба нарушала тишину великой реки ужасом караоке (ну, правда, не с моей работой еще и на Меконге портить свою карму хитами, тем более, что где-то между Аббой и Бонни М мне уже снились новые бури, без коих белому, сдавшемуся жизни, парусу так скучно плыть).

Моим" крутым виражам" в каноэ посочувствовала бы даже барка репинских бурлаков. Если кто-то помнит мою кошку Кису, то считайте, что моим партнером по гребле была она. Остальным поясню: отсутствие имени - не единственная неудача моей кошки - вес Кисы вряд ли превышал килограмм. И большую его часть составляла странная душа, проглядывающая сквозь грусть пронзительного взгляда. Вот такой была и моя индонезийка - загадочная, безымянная и бесполезная. Потому, пока все наматывали круги вокруг островов, я будто и не выходила за пределы пятничного киевского кафе: оказывается, истории о жизни взрослой дочери под одной крышей с родителями одинаково печальны и в декорациях украинских хрущевок, и под пальмовыми крышами Индонезии. Казалось, халонгские дома на воде плавали вокруг нас, а не мы выруливали из их "районов". Пока за одним из возвышающихся островов лучи, наконец, окончательно не прорезали кисельный вьетнамский туман, и мы, кряхтя и заливая каноэ водой, не прорвались навстречу закату.

Солнце во Вьетнаме садится большим красным кругом, будто ставя запрет на суету уходящего дня. Наверное, по такому явному знаку тишины к молящимся о просвещении спускается Бог. И умеющий молчать не смог бы не заметить, как мало он похож на седовласого старца. Но я смотрела как неприкосновенно, будто бредущий по воде мальчик в "Бриллиантовой руке", водит веслом над гладью реки моя завороженная индонезийка, и бесстыдно просмеялась всю красоту этих минут - тем громче, чем острее под вечностью солнца таяла боль последнего неба февраля, заживающий порез серого две тысячи двенадцатого декабря и предстоящий выстрел весны.
И ради этих прерывистых вдохов свободы воистину стоило работать веслами.

***

Так случилось, что мой Вьетнам был между смертью и смертью.
Неделю назад мне задали вопрос "То есть ты хочешь сказать, что смерть - это нормально?!"
Я не хочу. Но и за еще одну неделю я так и не встретила ничего более приближенного к норме, чем смерть. А относим мы этот факт к сожалению, к осознанию или топим в памяти очередного бокала, во многом и определяет палитру отведенных нам дней.

Боль смерти - в трагедии растраченной жизни. В силе необратимости "никогда", которое не накажет бумерангом. Когда его приговор именно в том, что ты действительно никогда не совершишь того, в чем зарекался - НЕ обнимешь, НЕ покоришься и НЕ признаешь: "Это не ты был плох, а я недостаточно чист любить тебя таким, какой ты есть".

Но если жизнь - река, то вряд ли ее воды - слезы по минувшим берегам. Сколько бы туманов она не впитывала в себя, поверхность всегда отражает лишь те солнце или молнию, которые освещают небо в данный момент ее пути. И огибает ли она мосты Нью-Йорка, скрывает хиджабом африканских крокодилов или отрезвляет в гидропарке киевских выпускниц - в конце она не ждет за это ада или рая, а всего лишь растворяется водой в воде. И не более того.